Уже смеркалось. Солнце медленно, но верно заходило за горизонт и дарило свой последний свет каз-моданским горам. Поистине завораживающее зрелище. А Дун Морог уже потихоньку начинал свою "ночную жизнь". Шахтеры стройным рядом шли в караносские таверны, сладко зевавшие стражники уже готовились в любой момент сдать свой пост, фермеры гоняли своих баранов в стойла, глотая слюни в ожидании того когда они смогут наконец сесть за стол и вкусить стряпни своих хозяюшек-жен.
Одинокий странник, что уже пересек врата Стальгорна, окинул последний взор на эту чудесную мирную картину и пошел дальше, к статуе Модимуса. Звали того дворфа Тарим Тяжелая Рука. Он был широкоплеч, грузен, крепок и мог с легкостью заслонить кого угодно своей спиной. Его смуглая голова отличалась светловолосыми прической и бородой, растущей неравномерно из-за пропущенных ударов острым мечом. За бородой же пряталось пухлощекое красноносое лицо с ярко выраженными скулами, из-за которых двумя огоньками светились его янтарные глаза. Шрамов на лице практически не было, так как дворф, как подобает воину, закрывает голову шлемом. Носил он по обычаю на себе латную броню, простую, без узоров, рисунков, геральдики и тому подобного. Эта простота также выражалась и в его характере.
На самом деле несмотря на свой достаточно грозный вид, Тарим был дворфом чрезвычайно добрым. "Добро с кулаками" - вот как можно его назвать. С каждым приветлив, идет на контакт. Даже странно как после всего, что он пережил, паладин смог сохранить хоть какое-то тепло в своей душе. Не стоит, конечно, думать, что он просто наивный дурачок. Отнюдь, в ситуациях серьезных или даже конфликтных он ведет себя немного иначе. Скажем, он становится просто чуточку суровым и думающим, пытаясь собрать в себе всю свою концентрацию. Споры же и стычки всегда пытается урегулировать мирным путем, так как прекрасно знает, что раздор или, что хуже, прямое столкновение никогда ни к чему хорошему не приводили. Зачем бить морды или даже убивать, если можно все уладить по-иному? Но это касается только тех, с кем можно договориться. Если враг явный и не идет на контакт - что поделать, придется драться. А сражаться он умеет и делает это исключительно ради того, чтобы защитить. И далеко не факт, что только себя.
Тарим очень заботится о том, чтобы близкие ему существа были живы. Он уже много кого потерял: и большую часть отряда при обороне Стальгорна во времена Второй Войны, и некоторых родных в те же смутные времена, а сосчитать сколько компаньонов умерло на его руках в Нордсколе страшно. Ему самому точно. Для него каждая такая смерть - удар тяжелее меча. Именно поэтому он делает все, чтобы старуха с косой обходила его сородичей стороной. Такое, надо сказать, проявляется не только в битве. Кого-то скосила хворь - он будет заботиться. Кто-то попал в драку - он заступится. И то, что Тарим стал паладином, дворфу только на руку, хоть и Священный Свет он видит не иначе как инструмент помощи ближнему своему, а не в виде некой высокой непостижимой материи, о которой можно философствовать часами. Есть в этом бородаче какая-то доля дворфийской практичности. Хотя он же дворф. Но тот дворф, что истово хочет помочь другим дворфам. И не только им. В этом, также, и его недостаток. Если он задался этой целью, то будет идти до конца. На том, что он считает справедливым и благодетельным, он будет стоять железно и не примет других вариантов. То, что идет против его взглядов, Тарим принимает в штыки и всячески пытается навязать своё, никак не отступая от своих принципов. Дворфийская упрямость, что еще сказать.
"Та ли эта таверна?" - спросил у себя в голове Тарим, подходя к одному из зданий в палате войны. Он снял свой шлем и неспешно подошел к двери, терзаемый сомнениями. Легонько её приоткрыв, паладин увидел сидевшего за столом седобородого латника, что чесал гриву какому-то маленькому кабанчику. Тяжелая Рука еще немного пометался, и все же решился подойти поближе. И тут его осенило.
"Юомбур, чтоб тебя, Железностоп!" - вдруг прокричал он.
Тот, кого Тарим назвал "Юомбур, чтоб тебя, Железностоп" устремил свой удивленный взгляд на вошедшего. Но вскоре наступил тот момент, когда он признал сородича, что исчез 12 лет назад в Нордсколе и считался погибшим. Настало время воссоединения.